Следующими после чилийцев к МузЭнергоТуру присоединились оптом двое французов, один испанец и двое швейцарцев, которых на самом деле должно было быть трое. Неявка одного из швейцарцев стала первым, выражаясь литературно, неожиданным сюрпризом, нейтрализовать который по телефону не получилось – так что проблемы начались ещё до того, как начался сам тур. Но сначала о французах, которые ступили на российскую землю первыми в этой интернациональной сборной. Гитарист Ален Блесин, которого я уже прекрасно знал, и трубач Фред Руде, с которым предстояло впервые познакомиться только в Дубне.
Ален впервые появился на «МузЭнерго» ещё в 2010-м году, приехав на восьмой по счёту фестиваль в дуэте с супругой, турецкой вокалисткой Сэнэм Дийиджи. Давайте с этим разберёмся, что называется, на берегу: Senem Diyici. Знаменитая своими кириллическими транскрипциями иностранных имён гостиница «Дубна» в своё время на этом имени позорно капитулировала. Когда я заселял Алена и Сэнэм, то администраторша посмотрела в её паспорт так жалобно, что я сказал что-то вроде «они муж и жена, им можно одну квитанцию на двоих». Радостно уцепившись за концепцию «мужа и жены», дама на стойке регистрации разрешилась совершенно фантастической конструкцией «Блесинг Ален и Блесинг Селен». Тогда я искренне поверил, что вот это «Селен» — видимо, раз жена, то должна с мужем как минимум рифмоваться!- уже не превзойти. Но впереди ещё была гостиница в Нижнем Новгороде, которая заселила турчанку под партийной кличкой «Семён Дичи». И хватит об этом, а то мне придётся вспоминать, как исковеркали имя самого Алена в каком-то региональном пресс-релизе, а это уже вообще за гранью добра и зла…
История знакомства с Блесином была совершенно типичной: стандартное безнадёжно-вежливое письмо на тему «привезите меня в Россию, я хороший». За Алена я зацепился под впечатлением от совершенно потрясающих вещей, которые он делал на акустической гитаре: это была этакая свободно-ладовая неторопливая музыка, исполнявшаяся с мирового уровня перфекционизмом звукоизвлечения. Шутки шутками, но то, что я слышал на записях, наводило на прямые параллели с Иваном Смирновым – а Иван Николаевич для меня всегда был и остаётся эталоном того, как надо играть на инструменте в принципе. Не обязательно даже на гитаре. Но вот что по-настоящему любопытно – так это то, что я неоднократно говорил Алену о своём интересе именно к его акустической ипостаси, но он ни разу не привёз с собой акустическую гитару и играл исключительно на электрике.
В Россию они с Сэнэм с моей подачи приезжали дважды – в 2010-м и в 2011-м на юбилейный десятый фестиваль. В первый приезд всё было сравнительно скромно: выступили в Петербурге, Москве и Дубне, а потом поехали на наш знаменитый первый фестиваль в Электростали. Знаменит он, впрочем, в основном тем, что местная публика пришла на него как на джазовый фестиваль, а мы ей показали всё, что только можно – и Алена с Сэнэм, и воронежского барабанщика Сашу Битюцких с программой живых барабанов под подготовленные асимметричные миксы джазовых стандартов, и группу «Сарос» из Иваново (которую одна электростальская девочка охарактеризовала как «много некрасивых скучных мужиков»). Ну, и ещё мы им показали тогда дивный дуэт украинского трубача Григория Немировского и итальянского электронщика Дарио Элиа, который в некоторый момент запустил со своего ноутбука какой-то очередной непростой подклад и ни с того ни с сего запел по-русски «со святыми упокой». В общем, Электросталь надолго запомнила тот день – это точно. А Ален тогда проявил себя в большей степени грамотным и очень интеллигентным аккомпаниатором, чем солистом: основного жару давала Сэнэм, дама весьма за пятьдесят, которая садилась в гримёрке на шпагат в качестве разминки перед выступлением, а на сцене забиралась в какие-то ультразвуковые высоты и одинаково нещадно рубилась что в огромный фольклорный барабан, что в какие-то маленькие колокольчики.
(на фото — фрагмент несколько неожиданно даже для самого себя нарисованной мной схемы саунд-чека тогдашнего концерта в Электростали, которую я не постеснялся вывесить в общей гримёрке для минимизации вопросов)
(ну и, безусловно, странно бы было после этого не показать, как они выглядели на самом деле)
Потом я привозил Алена с Сэнэм на десятый фестиваль, и тут мы уже развернулись по полной: поняв, что мои странные инициативы по устроительству концертов где-нибудь в Тьмутаракани обычно заканчиваются чем-то интересным, франко-турецкие супруги дали мне карт-бланш, а я этот карт-бланш охотно взял. В результате господа артисты долетели аж до Новокузнецка, а потом побывали в Уфе и Екатеринбурге. С Екатеринбургом времён десятого «МузЭнерго» связана одна из самых ярких историй нашего кровавого продюсерского прошлого: так получилось, что некие местные музыканты пролоббировали проведение аж трёхдневного местного «отделения» фестиваля ни много ни мало в Уральском государственном театре эстрады, и туда были заряжены в общей сложности пять коллективов из пяти стран. А за пару недель до мероприятия мне позвонил из Екатеринбурга некий человек, представился некой прослойкой между директором и простыми смертными и сообщил, что с ним лично (ну, как обычно) никто ни о чём не говорил, что он всю идею считает странной, что билеты не продаются, что джаз давно умер и что мне следует планировать мою дальнейшую жизнь самостоятельно. Короче говоря, до этого момента фестиваль «МузЭнерго» официально благодарил за содействие в организации концерта гг. Максима Лебедева, Андрея Ободяникова и Александра Новикова (да-да, того самого, который гений отечественного шансона и который «Голубого щенка» запрещал, благо именно он тогда был директором упомянутого зала). После же этого момента фестиваль «МузЭнерго» всерьёз вынашивал идею отправиться в моём лице в Екатеринбург за свой счёт и закидать Уральский государственный театр эстрады бутылками с зажигательной смесью. А кончилось всё довольно странно: поскольку авиабилеты уже были куплены, а перетасовывать расписание было по понятным причинам невозможно, почти всех запланированных под Екатеринбург иностранцев удалось сдать милейшей Ире Щетниковой и её клубу «EverJazz», где все в результате и выступили вторыми номерами после уже давно прописанных в программе местных составов.
Забавно: получается, что Ален в свои прошлые приезды соприкоснулся с целой толпой соорганизаторов и музыкантов «МузЭнергоТура» – в Электростали с Александром Федосеевым и Александром Дигановым, в Екатеринбурге с Ирой Щетниковой, в Новокузнецке с Олей Юшковой, при этом на сцену он выходил и с воронежцами, и с испанцами, и со швейцарцами. Словом, наш человек.
Как ни странно, первые две гастроли Алена под моим началом прошли вообще без проблем. Но и тут случилась очередная история, которая задним числом вспоминается с содроганием.
Фестиваль, как обычно, шёл несколько дней в самых разных местах. И, как обычно, в судорожной попытке экономить я всех старательно развозил на собственном авто, время от времени останавливаясь на обочине, уходя в лес и натирая морду лица снегом – потому что мучительно хотелось спать. И вот в какой-то момент, уже доставив кого-то в Москву, я мирно ехал по Третьему транспортному кольцу в направлении выезда на Кимры, где у нас должен был состояться завершающий концерт фестиваля с участием Алена. И тут мне неожиданно звонит из Калининграда канадская вокалистка Сьенна Дален и, несколько запинаясь и путаясь в показаниях, сообщает, что к ней привязались местные милиционеры (тогда ещё милиционеры) и она пропустила свой самолёт в Москву. Ну, красота, говорю я себе – потому что не только Сьенна потеряла в этот момент авиационно-дисциплинарную девственность, но и я сам впервые в жизни столкнулся с ситуацией, когда артист должен набирать высоту и усиленно сглатывать на предмет компенсации понижения давления, а он вместо этого на земле и одновременно в панике. Обсуждать происходящее, параллельно вкручиваясь в поток Третьего транспортного кольца, было неудобно. Поэтому я ввалился в первый попавшийся двор, абы как припарковался, заглушил двигатель, выскочил из машины и начал мерить двор шагами, обсуждая со Сьенной варианты решения и попутно поглядывая на автомобиль – не появится ли кто-нибудь из хозяев тех машин, которые я перекрыл. Надо же выпустить людей в случае чего. И тут мой легендарный Ford Galaxy 1996 года выпуска, повидавший такое, что не всякий взрослый человек увидит в своей жизни, взял да и встал самостоятельно на сигнализацию. Закрылся, иными словами, на все замки. С ключами, торчащими из замка зажигания. В Москве. Со вторым комплектом ключей в Дубне, в ста двадцати километрах. С предстоящим концертом в Кимрах. И с истерящей Сьенной в телефонной трубке, которой ещё надо было успеть улететь в Москву.
Естественно, тут же появился и человек, чью машину я заблокировал своей и которому надо было срочно выезжать. Сьенну я отправил покупать новый билет (ладно хоть, из Калининграда в Москву рейсы идут часто), сказав, что финансовую сторону дела будем обсуждать позже. А сам начал вместе с неожиданно влипшим собратом-автовладельцем решать вопрос попадания в закрытый автомобиль. Он оказался человеком креативным и предложил мне целых восемь вариантов: можно было разбить одно из четырёх дверных стёкол, причём сделать это мог или я, или он. Потому что у нас есть ровно пять минут, а потом он опоздает.
В результате в его машине нашёлся какой-то инструмент почти гинекологического вида, с помощью которого я, грозно и бессильно рыча, вырвал с мясом личинку замка со стороны пассажирской двери, потом мы поковырялись в достигнутой дыре отвёрткой, открыли дверь, я достал ключи, сказал ему «спасибо» и поехал в Кимры, несколько потрясённый столь яркой динамикой занимающегося дня. Ирония судьбы в том, что сломанный замок был потом залеплен какой-то неубедительной пластмассой, и машина так и была продана через три года с отсутствующим замком. Так что если кто-то хотел угнать у меня «Форд», то в течение трёх лет это можно было сделать с помощью, кроме шуток, обычной отвёртки, ножа, а то и просто гвоздя. Опять вы всё продолбали, друзья мои.
(одно из крайне редких прижизненных фото упомянутого «Форда», датированное ранним утром 5 июня 2010 года. Это мы с ним в гордом одиночестве переезжаем на пароме канал имени Москвы, тем самым переправляясь из Московской в Тверскую область. По иронии судьбы — отправляемся в Тверь, чтобы подхватить там троих швейцарцев — Рафаэля Ортиса, Антуана Ланга и Луи Шильда, дабы затем поехать с ними в небольшой тур по России — Ярославль, Нижний Новгород, Пенза, Самара; и по дополнительной иронии судьбы — вся троица в 2013 году станет участниками «МузЭнергоТура». Вы вообще представляете себе, насколько тесен мир и сколько ещё всего мне предстоит рассказать?!)
Самое время спросить, какое отношение ко всей этой истории имеет Ален Блесин. А очень простое: уже порядочно отъехав за МКАД в направлении Кимр, я вдруг вспомнил, что вообще-то он сегодня прилетает в Шереметьево из Уфы и не кто-то, а именно я должен их с Сэнэм забрать на их концерт в Кимры, на который я прямо сейчас еду. Далее я громко сказал вслух слово «ой», повернул налево (поскольку по счастливой случайности Шереметьево почти по пути) и опоздал к выходу Алена и Сэнэм из зоны получения багажа всего-то минут на десять. Они как раз успели попить водички и, полагаю, так и не поняли, что лучший российский джазовый продюсер Юра чуть было не уехал к псам, просто-напросто о них забыв.
Но всё это было в 2010-м и 2011-м, а сейчас на дворе был 2013-й. Прознав о планирующемся МузЭнергоТуре, Ален был крайне настойчив и выказывал готовность терпеть всё что угодно, лишь бы в него вписаться. Правда, о Сэнэм речь на сей раз не шла: мы оба понимали, что предлагать уже всё-таки вышедшей из юношеского возраста даме трястись несколько тысяч километров по российским дорогам ради неизвестно чего – это перебор. Ален активно изучал варианты спонсирования дороги со своей французской стороны, но нашёл исключительно типичный грант организации Spedidam, не сильно балующей своих подопечных в последние годы. Нам не хватало почти ни на что, и мы решили подсократить потенциальный состав сначала до трио, а потом и до дуэта: именно так возникла кандидатура трубача Фреда Руде, о котором я вообще ничего не знал в принципе. Но Ален – музыкант такого порядка, что можно было, в общем-то, и не уточнять. Говорит «хорошо» — значит, хорошо. А Ален говорил «хорошо» настолько уверенно, что в какой-то момент, когда мы с ним ломали головы над финансированием, вообще выдвинул идею прилететь, взять в Москве напрокат машину и ехать за рулём, лишь бы всё это приключение не прошло мимо него. Но до найма машины мы, слава богу, не дозрели. Сошлись на том, что поедем, а там – как кривая вывезет. И совершенно мне незнакомый Фред, с которым мы обменялись до тура одним-единственным письмом, в этом письме сказал только что-то стандартное вроде «я-очень-рад-скоро-увидимся». Ну, в добрый путь, почему бы, собственно, и нет.
Французские камрады прилетели в Домодедово в два часа двадцать минут ночи двадцать второго июня, в день официального начала МузЭнергоТура. А у меня в этот момент ещё вовсю шла погрузка аппаратуры на сцену и нейтрализация последствий открытия ресторана «Терем» с использованием чилийского джаза, поэтому ехать в Домодедово лично я не имел никакой возможности. Поэтому по социальным сетям был брошен следующий отчаянный клич:
И вот она, долгожданная безумная волонтёрская вакансия, совмещающая приятное с бессмысленным и полезное с бессонницей. Надо оказаться в ночь с пятницы 21 на субботу 22 в аэропорту Домодедово около 02:30. Встретить выходящих с разных рейсов Марка Эхэа и Алена Блесина с Фредом Руде. Посадить их в заботливо присланный микроавтобус. Неспешно переехать в Шереметьево. Встретить прилетающих в 03:50 Лионеля Фридли, Люсьена Дюбюиса и Флориана Стоффнера. И со всей этой капеллой ехать в Дубну, где вы окажетесь самое раннее в 6 утра (скорее в 6:30-7:00). Пойти лечь спать с чувством выполненного долга. И к началу фестиваля приходить уже в статусе гордого соучастника. Вакансия открыта для жителей Москвы (до Домодедово надо добраться самостоятельно) и для жителей Дубны (тогда в 22.30 надо будет стартовать из Дубны вместе с водителем). Я бы съездил сам, но после сборки сцены 21-го и с перспективой весь день 22-го работать по фестивалю я немножко умру, не начав. Ваши предложения, господа и дамы?
(остроумная картинка, которой сопровождалось объявление)
Несколько неожиданно волонтёром во всей этой авантюре оказалась любезная Женя Котова, которая раньше у меня не волонтёрила (вместо этого мы с ней играли в бадминтон, когда я был для неё достаточно хорош). Но когда я писал это предложение и когда подписывал на роль ни в чём не виноватую девушку – я, вот честное слово, ещё не знал, что в Домодедово поедет тот же самый микроавтобус и тот же самый водитель, что привёз чилийцев. Только на сей раз он оставил малолетнего ребёнка дома…